Неточные совпадения
В том, что говорили у Гогиных, он не услышал ничего
нового для себя, — обычная разноголосица среди людей, каждый из которых боится порвать свою веревочку, изменить своей «системе фраз». Он привык думать, что хотя эти люди строят мнения на фактах, но для того, чтоб не считаться с фактами. В конце концов жизнь творят не бунтовщики, а те, кто в
эпохи смут накопляют силы для жизни мирной. Придя домой, он записал свои мысли, лег спать, а утром Анфимьевна, в платье цвета ржавого железа, подавая ему кофе, сказала...
В таком чисто монистическом, монофизитском религиозном сознании не может быть пророчеств о
новой жизни,
новой мировой
эпохе, о
новой земле и
новом небе, нет исканий
нового града, столь характерных для славянства.
Христианское мессианское сознание может быть лишь сознанием того, что в наступающую мировую
эпоху Россия призвана сказать свое
новое слово миру, как сказал его уже мир латинский и мир германский.
Так называемый
новый человек
эпохи, завтрашнего дня будет иметь склонность окончательно принять средства жизни за цели жизни.
Он не мог противостоять потоку националистической реакции 80-х годов, не мог противостоять потоку декадентства в начале XX века, не мог противостоять революционному потоку 1905 г., а потом
новому реакционному потоку, напору антисемитизма в
эпоху Бейлиса, наконец, не может противостоять могучему потоку войны, подъему героического патриотизма и опасности шовинизма.
Два врага, обезображенные голодом, умерли, их съели какие-нибудь ракообразные животные… корабль догнивает — смоленый канат качается себе по мутным волнам в темноте, холод страшный, звери вымирают, история уже умерла, и место расчищено для
новой жизни: наша
эпоха зачислится в четвертую формацию, то есть если
новый мир дойдет до того, что сумеет считать до четырех.
Мое ожидание наступления
новой творческой
эпохи не было ренессансно-гуманистическим.
Но моя надежда на скорое наступление творческой
эпохи была ослаблена катастрофическими событиями мировой войны, русской революции, переворота в Германии,
новой войны, сумеречным, не творческим периодом между двумя войнами, угрозами
нового мирового рабства.
Тема, поставленная русской религиозной мыслью о социальном и космическом преображении, о
новой творческой
эпохе в христианстве, отсутствует.
Я был убежден, что мы вступаем в совершенно
новую историческую
эпоху.
Наряду с горьким и довольно пессимистическим чувством истории во мне осталось упование на наступление
новой творческой
эпохи в христианстве.
Исторические катастрофы обнаруживают большой динамизм и дают впечатление создания совершенно
новых миров, но совсем не благоприятны для творчества, как я его понимал и как его предвидел в наступлении
новой творческой религиозной
эпохи.
Но перед лицом западных христианских течений
эпохи я все же чувствовал себя очень «левым», «модернистом», ставящим перед христианским сознанием
новые проблемы, исповедующим христианство как религию свободы и творчества, а не авторитета и традиции.
Это была вместе с тем
эпоха появления
новых душ,
новой чувствительности.
Но интереснее всего, что самое христианство Достоевского было обращено к грядущему, к
новой завершающей
эпохе в христианстве.
А. Белый говорит в своих воспоминаниях: «Символ „жены“ стал зарею для нас (соединением неба с землею), сплетаясь с учением гностиков о конкретной премудрости с именем
новой музы, сливающей мистику с жизнью» [Воспоминания А. Белого об А. Блоке, напечатанные в четырех томах «Эпопеи», — первоклассный материал для характеристики атмосферы ренессансной
эпохи, но фактически в нем много неточного.].
Для
Нового Иерусалима необходима коммюнотарность, братство людей, и для этого необходимо еще пережить
эпоху Духа Св., в которой будет
новое откровение об обществе.
Почему же идеалы средних веков не удались, не реализовались, почему наступила
эпоха нового богоотступничества, светского гуманизма, возрождения язычества, а затем атеистического позитивизма и позитивного социального строительства?
Но люди переходной
эпохи не должны выдавать себя за носителей
нового откровения, а лишь за жаждущих, предчувствующих и стоящих у порога.
В мировой истории человечества и во всей культуре человечества многое должно еще произойти, прежде чем станет возможным вступить в
новую религиозную
эпоху.
Религиозная миссия нашей
эпохи не есть уже отрицание истории, а
новое ее утверждение, не есть отрицание земли, а
новое ее утверждение,
новое творчество.
Новое религиозное откровение должно перевести мир в ту космическую
эпоху, которая будет не только искуплением греха, но и положительным раскрытием тайны творения, утверждением положительного бытия, творчеством, не только отрицанием ветхого мира, а уже утверждением мира
нового.
Таким
новым страдальческим опытом была жизнь богоискателей нашей
эпохи, жизнь Ницше, жизнь лучших из революционеров и лучших из декадентов.
Скептицизм, рефлексия, вечная оглядка на себя да будут признаны позорными и волею к
новой органической
эпохе да будут вытеснены с лица земли.
Когда распочалась эта пора пробуждения, ясное дело, что
новые люди этой
эпохи во всем рвались к
новому режиму, ибо не видали возможности идти к добру с лестью, ложью, ленью и всякою мерзостью.
Подобные кружки сепаратистов в описываемую нами
эпоху встречались довольно нередко и составляли совершенно
новое явление в уездной жизни.
Кто жил в уездных городах в последнее время, в послеякушкинскую
эпоху, когда разнеслись слухи о благодетельной гласности, о новосильцевском обществе пароходства и победах Гарибальди в Италии, тот не станет отвергать, что около этого знаменательного времени и в уездных городах, особенно в великороссийских уездных городах, имеющих не менее одного острога и пяти церквей, произошел весьма замечательный и притом совершенно
новый общественный сепаратизм.
Я, когда вышел из университета, то много занимался русской историей, и меня всегда и больше всего поражала
эпоха междуцарствия: страшная пора — Москва без царя, неприятель и неприятель всякий, — поляки, украинцы и даже черкесы, — в самом центре государства; Москва приказывает, грозит, молит к Казани, к Вологде, к Новгороду, — отовсюду молчание, и потом вдруг, как бы мгновенно, пробудилось сознание опасности; все разом встало, сплотилось, в год какой-нибудь вышвырнули неприятеля; и покуда, заметьте, шла вся эта неурядица, самым правильным образом происходил суд, собирались подати, формировались
новые рати, и вряд ли это не народная наша черта: мы не любим приказаний; нам не по сердцу чересчур бдительная опека правительства; отпусти нас посвободнее, может быть, мы и сами пойдем по тому же пути, который нам указывают; но если же заставят нас идти, то непременно возопием; оттуда же, мне кажется, происходит и ненависть ко всякого рода воеводам.
Совсем в другом виде представляется дело в так называемые переходные
эпохи, когда общество объято недоумениями, страхом завтрашнего дня и исканием
новых жизненных основ.
Но всего более появлению ненавистников способствуют так называемые переходные
эпохи, когда ощущается необходимость
новых жизненных устоев, а общество настолько не подготовлено, что не может отыскать их.
Этот-то голос раскаяния и страстного желания совершенства и был главным
новым душевным ощущением в ту
эпоху моего развития, и он-то положил
новые начала моему взгляду на себя, на людей и на мир божий.
Он затворяет романтическую
эпоху искусства и растворяет
новую.
Много можно бы привести Чацких — являвшихся на очередной смене
эпох и поколений — в борьбе за идею, за дело, за правду, за успех, за
новый порядок, на всех ступенях, во всех слоях русской жизни и труда — громких, великих дел и скромных кабинетных подвигов.
Едва умолкли громы войны, в самый первый год счастливого мира Екатерина обнародовала
новое «Учреждение для Губерний», которое составляет вторую важную
эпоху в Ее правлении и которое, мало-помалу, удивительным образом пременило Россию как в умах, так и во нравах.
Но «в настоящее время, когда» Россия вступает в
новый период существования, и для екатерининской
эпохи наступила уже история.
Стало быть, надо выйти за различия времен и
эпох, как и действительностей или возможностей, ибо для него не существует ничего ни старого, ни
нового, и превосходно называется он в Откровении первый и последний.
Это событие сразу меняет перспективу и переносит нас в
новую историческую (не апокалипсическун ли)
эпоху, открывается
новый акт всемирно-исторической трагедии.
В
эпоху «культуры», т. е. всяческой секуляризации, область культа уже не получает художественного обогащения, не знает
новых обретений.
Итак, на эмпирической поверхности происходит разложение религиозного начала власти и торжествует секуляризация, а в мистической глубине подготовляется и назревает
новое откровение власти — явление теократии, предваряющее ее окончательное торжество за порогом этого зона [Термин древнегреческой философии, означающий «жизненный век», «вечность»; в иудео-христианской традиции означает «мир», но не в пространственном смысле (космос), а в историческом и временном аспекте («век», «
эпоха»).]
С одной стороны, он разделял свойственный
эпохе испуг пред Кантом, закупорившим человека в мире явлений и провозгласившим на
новых началах религиозный агностицизм или скептицизм.
На этой почве возможно и
новое сближение искусства с культом, ренессанс религиозного искусства, — не стилизация хотя и виртуозная, но лишенная вдохновения и творчески бессильная, а совершенно свободное и потому до конца искреннее, молитвенно вдохновляемое творчество, каким было великое религиозное искусство былых
эпох.
Сколь знаменательно появление Эккегарта еще в католическую
эпоху германской истории, но уже на пороге
нового времени, накануне реформации, как прообраз, предуказующий какую-то фатальную обреченность германского гения к извращению христианства в сторону религиозного монизма, пантеизма, буддизма, неоплатонизма, имманентизма!
«Чувство это исчезло, как скоро князь Андрей вступил опять в привычные условия жизни, но он знал, что это чувство, которое он не умел развить, жило в нем. Свидание с Пьером было для князя
эпохой, с которой началась хотя по внешности и та же самая, но во внутреннем мире его
новая жизнь».
Но после ужаса мировой войны мы вступаем в
эпоху, когда война теряет смысл и оправдание, когда борьба против возможности
новых войн делается великой этической задачей.
Она означает конец целой исторической
эпохи и начало
новой.
Он обладал такой же ловкостью, как Э.Жирарден, но был
новее, гибче, умел выискивать начинающие таланты, сам преисполнен был всяких житейских и жуирных инстинктов. Он действительно изображал собою Фигаро той
эпохи, перенесенного из комедии Бомарше в дни самого большого блеска Французской империи — к выставке 1864 года.
Не нужно забывать и того, что на таких театрах, как"Porte St.Martin"и"Ambigu", развился и исторический театр с
эпохи В.Гюго и А.Дюма-отца. Все эти исторические представления — конечно, невысокого образца в художественном смысле; но они давали бойкие и яркие картины крупнейших моментов
новой французской истории. В скольких пьесах Дюма-отца и его сверстников (вплоть до конца 60-х годов) великая революция являлась главной всепоглощающей темой.
За два с лишком года, как я писал роман, он давал мне повод и возможность оценить всю свою житейскую и учебную выучку, видеть, куда я сам шел и непроизвольно и вполне сознательно. И вместе с этим передо мною самим развертывалась картина русской культурной жизни с
эпохи"николаевщины"до
новой эры.
Париж уже не давал мне, особенно как газетному сотруднику, столько же
нового и захватывающего. Да и мне самому для моего личного развития, как человеку моей
эпохи и писателю, хотелось войти гораздо серьезнее и полнее в жизнь английской"столицы мира", в литературное, мыслительное и общественно-политическое движение этой своеобразной жизни.
Театр он любил и считал себя самым авторитетным носителем традиций Малого театра, но Малого театра мочаловско-щепкинской
эпохи, а не той, которая началась с нарождением
новой генерации исполнителей, нашедших в Островском своего автора, то есть Садовских, Васильевых, Косицких, Полтавцевых.